Уважаемые читатели, дорогие о Господе братья и сестры!

Этой публикацией мы начинаем цикл «Времена года».

Общение с природой – великий дар Создателя и жизненная потребность любого человека. Каждое время года по-своему прекрасно, загадочно, но эту красоту необходимо увидеть, почувствовать, разгадать.

Сотворив небо и землю, Бог в своей любви и мудрости установил времена года «И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной для отделения дня от ночи, и для знамений, и времен, и дней, и годов» (Быт. 1:14).

С точки зрения науки, смена времен года объясняется тем, что Земля наклонена по отношению к плоскости своего вращения вокруг Солнца на 23,44 градуса. В результате этого Южное и Северное полушария поочередно, в течение шести месяцев каждое, бывают обращены к Солнцу. Таким образом времена года последовательно сменяют друг друга, радуя нас разнообразием, регулируя нашу жизнь.  Более того, слово Божие заверяет нас: «Во все дни существования земли сев и жатва, холод и зной, лето и зима, день и ночь не прекратятся» (Быт. 8:22).

«Вся красота природы исходит из таинственности Таинственного. Без этой таинственности Таинственного природа ни на миг не могла бы сохранить ту тихую целомудренную красоту, которая светится сквозь нее.

Сотворенная природа — облако, укрывающее ослепительное сияние Божественного огня. Прозрачность или непроницаемость этого облака зависят от нашего духовного зрения: для утонченного и высокого духа оно тонко и прозрачно, для грубого — темно и непроницаемо» (святитель Николай Сербский).

Тема красоты окружающего мира всегда была востребована в искусстве, в самых разнообразных его видах и жанрах.

Начнём, пожалуй, с поэзии, ведь именно это стихотворение Саши Чёрного подтолкнуло к созданию цикла «Времена года»:

Зимою всего веселей
Сесть к печке у красных углей,
Лепешек горячих поесть,
В сугроб с голенищами влезть,

Весь пруд на коньках обежать
И бухнуться сразу в кровать.
Весною всего веселей
Кричать средь зеленых полей,

С барбоской сидеть на холме
И думать о белой зиме,
Пушистые вербы ломать
И в озеро камни бросать.

А летом всего веселей
Вишневый обкусывать клей,
Купаясь, всплывать на волну,
Гнать белку с сосны на сосну,

Костры разжигать у реки
И в поле срывать васильки…
Но осень еще веселей!
То сливы срываешь с ветвей,

То рвешь в огороде горох,
То взроешь рогатиной мох…
Стучит молотилка вдали —
И рожь на возах до земли…

1920 г.

В продолжение предлагаем вам удивительное по красоте

Слово о зиме святителя Иннокентия Херсонского и Таврического

После прочих времен года наступило, наконец, и последнее у нас — зима! Какая противоположность во всей видимой природе с тем, что было летом и особенно весною! Тогда все и везде кипело жизнью; теперь повсюду оцепенение и смерть! Замерзли поля, лишившись и природного и искусственного разнообразия своего и окутавшись на всю зиму белым саваном снега; замерзли воды, сокрывшись, как во гроб, под толстою корою льда, не сгибающегося под самыми великими тяжестями; замерзли дерева и, сбросив листья, стоят неподвижно, как сухие, водруженные в землю скелеты; замерз самый воздух, не оживляемый более ни всераздирающими молниями, ни всесотрясающими звуками грома, ни сладким пением птиц, ни благоуханием цветов. Самое солнце, этот всеобщий источник жизни и движения, что ни день, то более клонится с неба на землю и как бы оскудевает светом. Из животных иные удалились в теплые страны, иные прекратили свою деятельность и сокрылись в недра земли, а иные, не удаляясь от наших взоров, погрузились в сон, похожий на смерть. Один человек остался, по-прежнему, на безсменной страже труда и горестей. Но время зимы и для него есть время некоторого бездействия и невольного отдыха. И плуг, и весло, и коса, и серп стоят теперь праздны; длится только одна безконечная борьба человека с яростью стихий, которая при наступлении каждой зимы видимо ожесточается снова. Горе тому, кто потерял на поле путь среди вьюги! Горе и тому, кто сидит хотя и в хижине, но не имеет, чем прикрыть наготы своей, или возгнести (зажечь) огня на своем очаге!

Такова зима! Время года угрюмое, неприветливое, усыпляющее, мертвящее! Каким образом вошла она в круг времен года? Введена ли первоначально рукою Творца, или пришла после того, как грех возмутил порядок природы? При молчании о сем слова Божия дерзновенно было бы покуситься на решение сего вопроса, дабы неизменной проповеди Евангелия не подвергнуть пременчивой судьбе уроков мудрости человеческой, которая устами одного отвергает то, что утверждается устами другого. Взамен сего гораздо полезнее будет приметить и сказать, что если зима теперь так тяжела для человека и враждебна ему, то потому, что вследствие преступления заповеди Едемской, он с высоты богоподобия и независимости низпал под несвойственное ему, и потому разрушительное, владычество грубых стихий. Будь человек неприкосновенен для хлада (а он был бы таковым, оставаясь в состоянии первобытного совершенства), то зима, если бы и существовала в настоящем ее виде, не оказывала бы на него того губительного влияния, какое оказывает теперь. Тогда вместо изнурительной заботы о непрестанной защите от хлада, всякий из нас мог бы спокойно предаваться своим делам и поучительному созерцанию новых явлений в природе, кои представляются зимою и коих нет у прочих времен года.

При нынешнем нашем, по выражению апостола, порабощении стихиям мира (см. Гал. 4; 3), нам по тому самому, очевидно, не так легко и удобно примечать теперь в устройстве земли величие и благость Десницы творческой; но с другой стороны, именно по причине сего печального и несвойственного нам порабощения, для нас еще нужнее вникать в это, дабы примириться сколько-нибудь со своими узами и перестать смотреть на целое время года, как на враждебное нашему благосостоянию. Нет, зима, при всей суровости внешнего вида своего, подобно всем прочим временам года, есть не враг и губитель, а друг и помощник наш; она исполнена таких явлений и картин, кои каждого внимательного зрителя невольно заставляют благоговеть пред Творцом лет и времен.

Для убеждения в сем сделаем сообразно настоящему времени года хотя краткое обозрение зимних явлений в природе, подражая Псалмопевцу, который не почитал чуждым даже своего пророческого достоинства — обращаться от созерцания тайн царства благодати к рассмотрению градовых туч и бурь зимних.

Сошествие к нам зимы редко не сопровождается бурями и мраком, напоминающими собою тот первобытный хаос, из коего изведен некогда весь мир настоящий. Кто бывал в подобное время на поле или среди волн морских, тот знает всю лютость подобных минут. Это — година ужаса и разрушения!

Можно ли после сего ожидать в сем хаосе какого-либо соображения и порядка? Между тем, в продолжение подобных бурь не падает с неба ни одной снежинки, которая не была бы, во-первых, осмотрена, прибрана и даже украшена со всем тщанием, и коей, во-вторых, не было бы указано на лице земли своего места и отношения к другим подобным атомам.

Для убеждения во всем этом вам следует токмо уловить бережно несколько снежинок, летящих в этой тьме миллионами, и подвергнуть их рассмотрению в увеличительное стекло: они изумят вас правильностью и вместе изящностью их вида. Разнообразие в подробностях до бесконечности, но главная и существенная форма всего одна и та же: это вид звезды, ея основанием служит одна на средину другой положенная линия, — или крест! Можно ли после сего отрицать бытие некоей всехудожественной Десницы, из коей во время бурь и вьюг каждый раз сыплется на нас из облаков это дивное многокрестие звездное? В такой многознаменательной для христианина форме здесь, по-видимому, нет никакой нужды (ибо кто обращает внимание на вид и состав падающих снежинок, кроме малого числа естествоиспытателей?). Но всемогущая десница Творца такова, что из нее ничто не может выходить без мысли и значения, и вот, каждая снежинка имеет вид не только правильный и изящный, а, можно сказать, священный, да и те, кои, обуянные лженаукою, не хотели бы видеть Таинств христианских даже в Евангелии, принуждены будут встречаться с напоминанием о них в самых обыкновенных явлениях того же мира стихийного, коим они привыкли ограничивать свои исследования.

После сего вы уже невольно ожидаете, что и по окончании бури и вьюг в упавшем с неба снеге представится не безпорядок, а что-либо также достойное внимания. И действительно, примите труд выйти в это время на какое угодно поле, и посмотрите со вниманием на этот новый белоснежный покров, облегший собою всю поверхность земли: все, падавшее с неба, как ни кружилось в воздухе, как ни спорило друг с другом, но упало, наконец, в порядке, улеглось дружелюбно и составило множество различных фигур, из коих каждая стоит внимания. Сколько тут линий прямых, ломаных, сходящихся, расходящихся, вогнутых, выпуклых, кругообразных! Здесь вся геометрия! И несмотря на хлад и безжизненность зимнюю, не только все на своем месте, но ничто не лишено вкуса и благолепия. Примечаете ли, как изящно преобразован снегом вот этот грубый и безобразный овраг? Какой правильный и тонкий карниз над ним! Какие игривые изгибы внутрь! Какая чистота в отделке! Это — мрамор из-под резца ваятеля! И сколько таких мраморов, такого ваяния! Все это изящество и вся эта художественность в отделке громад снежных останутся незамеченными не только там, где нет человека, но и там, где он есть, ибо многие ли захотят любомудрствовать о снеге? Но творческой Деснице нет никакой нужды в том, есть ли или нет зрителя для ее произведений; производя все весом, числом и мерою, она удовлетворяет самой себе и не может производить иначе, как сообразно своему достоинству, то есть благоизмеренно и великолепно.

К подобного же рода мыслям и чувствам приходим, обращая внимание на замерзание воды. Под конец зимы для вас будут с поспешностью ломать лед без всяких правил и бросать его грубыми глыбами в ваши ледники; но, знаете ли, сколько законов наблюдено было при его образовании осенью?

Тут, на самой незначительной протоке или пруде, повторилось в том же самом виде то, что происходило некогда с огромными хребтами гор при образовании в них этих ужасных громад каменных, на кои нельзя посмотреть без удивления и страха.

Все сие и многое другое достаточно убеждает каждого, что суровая и тяжкая одежда, которую зима с появлением своим набрасывает на поверхность земли для защищения вверенного недрам ее от излишнего хлада и смерти, что, говорю, одежда сия, хотя по видимому составляется как нельзя случайнее, упадает из облаков в разные времена и по частям, но в целом составе своем устрояется всякий раз Десницею многохудожественною, по предопределенному образцу, в надлежащей соразмерности и со всеми возможными украшениями.

Хотите ли видеть изящество этой одежды во всей лепоте ее? Ступайте в любую рощу во время инея. В это время зима видимо спорит в изобретательности и изяществе с весною. Победа трудна, ибо у весны много красок, а у зимы один цвет — белый. Но здесь из одного цвета выделывается едва ли не более, нежели там из многих! Эти роскошные завесы, покрывающие от корней до верха и большие и малые деревья! Это множество жемчуга и бриллиантов, сверкающих при свете солнца и луны! Этот недвижный величественный вид растений, как будто выточенных из слоновой кости! Это многознаменательное безмолвие и тишина! Этот полумрак днем и полусвет ночью! Очевидно, что без этих зимних картин амфитеатр природы потерял бы одно из лучших своих украшений. И сколько их в каждой роще и дубраве, в каждом саду и аллее! Как бы дорожил человек подобным явлением, если бы умел произвести его! Но для Художника небесного оно ничего не значит. Повеял южный ветер — и роскошь исчезла, и все обнажилось! Через день налетит опять ветер северный — и опять то же великолепие и роскошь!

От того, что совершается зимою на поверхности земли, и большею частью даже под стопами человека, устремим теперь взор и мысли на зимнее небо, которое, как можно предполагать заранее, не отстанет от земли в обнаружении пред человеком творческого всемогущества и благости всепромыслительной. В продолжение лета, и даже осени, воздушное небо наше, как известно, представляет из себя нередко самые грозные и поучительные для человека картины своими дождями, громами и молниями. Зимою не раздается с неба этих всепотрясающих гласов Иеговы, но вместо них являются над главою человека другие, более кроткие и безмолвные знамения, но тем более говорящие для его взора и размышления. В самом деле, когда увидите вы на небе, как не среди хлада зимнего, то два, то три солнца, и столько же или более лун? Светило дня как бы чувствует, что его одного мало и недостаточно для сражения с мразом (морозом) и холодом, мертвящим землю, и умножает свой лик; луна следует его примеру. Какие правильные, величественные и в то же время знаменательные фигуры окружают иногда сии светила зимою! Особенно, когда между ними является крест! Тут не только простолюдины, но и естествоиспытатель, если он не бесчувствен от кичливости ума, готов бывает, оставив всякое мудрование, лететь благоговейною мыслию к сему нерукотворенному знамению всемирного спасения, и облобызать его в духе веры и любви. При взоре на такое явление невольно приходят на память пророческие слова Евангелия: «и тогда явится знамение Сына Человеческого на небеси: и тогда восплачутся вся колена земная»  (Мф. 24; 30). Желалось бы знать, что чувствует еврей и магометанин, когда видит на небе солнце и луну, коронованные таким образом креста из лучей? Желалось бы видеть в это время и наших мнимых старообрядцев и спросить их: «Почему крест на небе никогда не является с осмью концами, а всегда четвероконечным, то есть таким, каким изображает и чтит его Святая Церковь? Ужели бы не достало света и лучей на небе, если бы нужно было показать на земле крест с осмью концами?»

Но вот новое чудное явление на небе, коего начало, значение и цель, как некоторых символов пророческих, доселе не разгаданы никем. Мы хотим сказать о так называемых северных сияниях, так называемых только северных, ибо они равно бывают и на южном краю земли, только невидимы для нас, кои живем на севере. Видал ли кто их? Среди темной ночи вдруг является на севере, в самом конце неба, темный полукруг, который вскоре опоясывается светом, похожим на самую лучшую зарю утреннюю. Из среды сего полукруга проторгаются потом вверх и по сторонам потоки лучей и света, кои нередко образуют из себя разные примечательные фигуры гор, лесов, чертогов, храмов, даже подобия живых существ и сражающихся воинств. В иное время средоточие сего чудного света представляется в виде некоего престола с радужным поверх его венцом, так что кто знаком со Священным Писанием, тот при сем невольно припоминает таинственное явление славы Божией, как оно изображено у пророка Иезекииля (Иез. 1; 26) и в чудном Откровении (Апокалипсисе) Иоанновом (Откр. 4; 3).

Откуда происходит и что значит этот свет без солнца, эти полуночные озарения полнеба и полземли? В ответ на сие наука доселе ничего не может сказать достоверного. Между тем, для всякого и неученого зрителя бывает ясно, что это как бы некий порыв земли среди долгомесячных ночей у полюсов заменить для себя свет солнца и окружить себя независимым от него собственным сиянием. Возможно ли это? Не только возможно, но и непременно должно быть некогда. Ибо в слове Божием решительно обещается для земли нашей, по ее будущем очищении и перетворении огнем (2 Пет. 3; 12), такое состояние, в коем она, для освещения себя, не будет уже иметь никакой нужды в нынешнем солнце (Откр. 21; 23). Но все это еще в будущем; может быть, весьма отдаленном; служат ли, спросят, к чему-либо сии явления ныне?.. Служат, и не для малого: посредством сих сияний весьма благотворно умеряется мрак ночей на северном и южном конце земли, тех ночей, кои, продолжаясь непрерывно по несколько месяцев, без таковых повременных озарений были бы невыносимы для всего живущего, тем паче для человека. Не новое ли посему побуждение возблагоговеть пред всепромыслительною благостью Творца, о Котором и в сем случае надобно сказать словами святого Давида: «Яко тма не помрачится от Тебе, и нощь яко день просветится: яко тма ея, тако и свет ея» (Пс. 138; 12).

От великого и отдаленного, а посему хотя и величественного, но для многих из нас неведомого явления желаете ли перейти к самому близкому, весьма малому, но тем не менее примечательному явлению зимнему?.. Спустимся для сего с высот воздушных, оставим края земного шара, обратимся к нашим жилищам и войдем в первый попавшийся навстречу дом не богача, а, если угодно, самого последнего из простолюдинов.

Что это здесь на полуразбитом стекле?.. Какие-то редкие и недоведомые искусству узоры. Материал, видимо, самый простой — снег и лед, но мастерство в работе — необыкновенное! Кто же этот невидимый хитрец, который умеет так искусно строить из ничего? Если спросить обо всем этом у науки, она скажет, что тут внешний холод боролся с внутренним теплом, и эта борьба отразилась на стекле узорами; хорошо, но почему отразилась такою живописью?.. Внутреннее тепло, — продолжает наука, — в виде влаги осаждалось на стекле; а холод внешний, сгущая ее, облекал в разные формы. Почему в такие, а не другие? Откуда сходство этих форм с существами из разных царств природы? Наука молчит… Посмотрим на самую живопись. Некоторые слои нижние — постланы так, как пески на предгорных долинах, как иногда облака на небе; но вот, над ними уже подобие камней! Вот целые ряды кристаллов! Как эти виды с отдаленных гор появились на сем стекле?.. Поверх камней, а иногда еще наряду с ними, являются растения большие и малые — откуда они? Не сущность ли это трав и цветов, кои росли под вашим окном летом? Но между сими растениями есть такие, коих нет не только в вашем огороде, но и в нашей стороне, кои растут только в другой, нередко самой отдаленной части земного шара. Каким чудом из такой дали перенеслись они в ваш дом, на ваше стекло? Сколько ни рассуждай, а нельзя наконец не сказать в ответ, что в сем явлении, несмотря на его малость и незначительность, дает видеть себя действие той всезиждительной силы, которая и в малом так же, как и в великом, превышает наше умопостижение, для коей нет ни расстояний, ни препятствий, у коей везде и всегда готовы образцы для всякого рода произведений.

Таким образом, куда ни обратишься мыслью, — к горе ли, к светилам небесным, или долу, — к тому, что под стопами нашими, на край ли земного шара, куда не достигала еще отвага человеческая, или в первую попавшуюся на пути хижину, — зима явлениями своими везде представляет предметы, пробуждающие в душе нашей мысль о той Деснице, Которая, извлекши некогда все из ничтожества, доселе не престает являть повсюду столь же неисчерпаемое, как и неисследимое для ума человеческого богатство Своей силы творческой. После сего нисколько не удивительно, когда слышишь, как святой Псалмопевец призывает «огнь, град, снег, гдлоть» и «дух бурен» хвалить имя Господне, и называет их творящими «слово Его» (Пс. 148; 8). Скорее надобно удивляться тому, как человек, будучи существом разумным, часто не видит в сих явлениях ничего, кроме мертвого движения вещества и случая.

Нет, в мире Божием нет места случаю; здесь все взвешено, измерено, определено! Времена года, яко имеющие столь великое и разнообразное влияние на судьбу человека и все существа одушевленные, тем паче не могли быть предоставлены неразумному течению сил природы, тем паче зима, яко время особенно суровое и могущее быть пагубным для человека. Посему-то, раскрывая Священное Писание, мы, где ни находим изображение зимы, везде находим ее представленною как непосредственное произведение силы Божией. «Повелением» Господним, — говорит премудрый Сирах, — «потщася снег… Яко птицы парящыя сыплет снег, и якоже прузи садящийся спадения его… И слану яко соль на землю сыплет, и смерзшися бывает на концы остра. Студен ветр северный возвеет, и смерзнется лед от воды… и аки во броню облечется вода» (Сир. 43; 15, 19–22). А в книге Иова Сам Господь, в показание Своего всемогущества и человеческого безсилия, так вопрошает праведника: «пришел же ли еси в сокровища снежная, и сокровища градная видел ли еси… Из чиего чрева исходит лед; Слану же на небеси кто родил» (Иов. 38; 22, 29), то есть как бы так вещал Господь: можешь ли ты не только низвести зиму с неба на землю, но даже понять, как Я столько веков ежегодно посылаю ее в урочное время для вашего блага?

Руководимые сими указаниями слова Божия, постараемся возвыситься, братие мои, до истинного взора на природу, нас окружающую, и зима соделается для нас тем, чем она должна быть по намерению Творца, то есть существенною частью того же великого зерцала природы, в коем, по свидетельству святого Павла, «невидимая бо» Божия «от создания мира твореньми помышляема видима суть» (Рим. 1; 20) для нашего поучения, утешения и руководства! Аминь.

   Дорогие братья и сестры!

   Поздравляем вас с началом Рождественского поста! Пусть он будет богоугодным и благоприятным! Будьте милосердны и смиренны, помните, что одним добрым словом можно согреваться три долгих зимних месяца!

   И еще хотелось бы напомнить вам, что есть зимние книги – не те, которые о зиме, а те, что делают уютной непогоду за окном!

Ирина Стрельцова